Две осенние статьи в журнале GEO. 1.

[anna_bpguide]

Это наш дедушка, Владислав Алексеевич Гурбатов,
с внуком Ефимом копает картошку в поселке Лежнево
Ивановской области

Гость незваный

Картошка в России есть – и при этом ее нет. Она присутствует на кухне всегда, на столе постоянно,
в рационе – непременно.
И столь же непременно отсутствует в фольклоре и литературе.

Понятно, почему картофель не упоминается в народных сказках. Сказки – дело древнее,
и к моменту появления нового корнеплода эпоха их давно закончилась, забылась и быльем –
не ботвой – поросла. Владимир Красно Солнышко вареной картошки со сметаной не пробовал,
Илья Муромец огород под нее не распахивал.

Картофель не успел обрасти преданиями. Слишком кратким был опыт,
чтобы навыки сельскохозяйственного дела смогли превратиться в структуры коллективного бессознательного.
И слишком поздним: настоящие полнокровные мифы творятся в эпоху архаики;
во времена типографского станка получаются лишь хлипкие суеверия, на раз опровергаемые рациональными объяснениями.
Так не вошла в греческую мифологию война с персами, хотя война с троянцами, произошедшая на полтысячелетия раньше –
вошла и породила «Илиаду».


Две-три поговорки сомнительной подлинности,
самодельный памятник в деревне Ильмень под Новгородом, и забытая песенка про картошку,
которая «пионеров идеал» – вот и все следы присутствия картофеля в русской культуре.



Уже в XVIII веке, если верить Брокгаузу и Ефрону, картофелю находилось место на царском столе,
но попробуйте найти упоминание о нем у русских поэтов того времени!
Считается, что Екатерина II способствовала распространению картофеля в России.
Но мы знаем о том из архивных документов: ни народная память не сохранила воспоминаний,
ни высокая культура не отозвалась какой-нибудь
«Одой на день первого вкушения земляных яблоках, кои в Англии потетес,
а в иных местах земляными грушами, тартуфелями и картуфелями называются».

Сама императрица в «Записках» с подробностями описывает балы и маскарады и встречи с любопытными иностранцами.
Даже о том, как вытерпела процедуру вырывания зуба, рассказывает весьма обстоятельно.
А про картошку – ни слова.

Вот перечень блюд из императорского меню:
«…маринады из цыплят, крыла с пармезаном, курицы скательные… ростбиф из ягненка,
дикая коза, гато компьенский, зайцы молодые, 12 салатов, 8 соусов и пр.»
Где картошка, жареная ли, вареная? Среди того, что названо «пр.»?

Какую еду поминают в стихах и прозе наши поэты Золотого века?
Державин – шекснинску стерлядь.
Прославившийся неуемным аппетитом Иван Крылов – сыр и стерляжью же уху.
Пушкин наш, Александр Сергеевич, – котлеты, сыр и ананас, да «страсбургский пирог нетленный».
Описания еды у Гоголя посрамят любого диетолога:
«За час до обеда Афанасий Иванович закушивал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки,
заедал грибками, разными сушеными рыбками и прочим».
В екатерининском меню «пр.» еще оставляло надежду на то, что картошка на столе все-таки была.
У Гоголя «прочее» расшифровывается, и что мы видим?
Кофей, коржики с салом, пирожки с маком, рыжики соленые, кашу, арбуз, вареники с ягодами, киселек,
сушеные груши, грибки с чебрецом, с гвоздиками и волошскими орехами, грибки с смородинным листом
и мушкатным орехом, пирожки с сыром, с капустою и гречневою кашею…
Перечень выплескивается на следующую страницу, а картошки нет, и все тут!

И ведь нельзя сказать, чтобы картошка оставалась к тому времени редким, или дорогим, или неизвестным блюдом.
Пушкин, говорят, любил ее. Обжаренный вареный картофель с грибами, посыпанный укропом –
это и будет картошка «по-пушкински».
Никита Всеволожский, один из основателей литературного общества «Зеленая лампа», друг Пушкина,
которому тот посвятил стихотворение «Прости, счастливый сын пиров» –
едва ли не единственный, кто нашел для картошки доброе слово:
«Картофель – мягкий воск в руках хорошего повара, он может сделать из него все».
Прямо скажем, не густо. Как видно, «сын пиров» свое внимание на тех пирах отдавал иным блюдам,
возможно, страсбургскому пирогу, который был и не пирогом вовсе, а паштетом из гусиной печени,
привозившимся из-за границы консервированным, в банках – потому и «нетленный».

Пропустим по бедности равнодушных к еде разночинцев, вегетарианца Толстого и мизантропа Достоевского.
У кого и искать настоящего, за душу и за желудок берущего портрета российского
«второго хлеба», как не у Антона Чехова, описавшего Россию во всем ее разнообразии – ее столицы и ее провинцию,
ее интеллигенцию, ее народ, ее степь?
Помните жареных гусей, которые «мастера пахнуть»?

Вот герои его рассказа беседуют о еде.
«Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и горчичным соусом,
сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе, или,
ежели желаете, с лимончиком… рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли,
с луком, с прованским маслом… объядение! Но налимья печенка – это трагедия!»

Дальше будут упомянуты, одарены эпитетами и украшены метафорами следующие блюда русской кухни:
кулебяка («аппетитная, бесстыдная, во всей наготе»),
щи («горячие, огневые»),
борщок из свеклы,
рассольник из потрохов и молоденьких почек,
жареный карась в сметане,
стерлядка,
дупеля,
куропатка,
жареная индейка («белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы»)…

Стоп, вот она, картошечка, удостоилась, наконец-то, упоминания:
«Да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась,
да чтоб…»
На этом месте один из собеседников, не стерпев, бросился вот из комнаты,
«влекомый неведомой силой», – нет, не к картошке.
К жареной утке.


«Механизируйте посадку картофеля!» 1958 

Приходится признать: в русской литературе нет гимна картофелю, подобного гимну во славу алкоголя,
пропетого Веничкой Ерофеевым («и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек»).
Или чеховскому панегирику блинам («поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки»).
Или салатной оде Жванецкого («и сметанки столовую ложку сверху для мягкости, и опять деревянной ложкой снизу
и все это вверх, вверх»).

Нет и визуального образа картофеля, сопоставимого с полотном «Рожь» Ивана Шишкина или с «Хлебами» Петра Кончаловского.
Нет приветствия, равного по распространению и авторитетности словам «Хлеб да соль».
Все хорошее, родное, жизненно необходимое связывается в национальном сознании с понятием «хлеб»,
чтобы там не утверждали безуглеводные диеты.

Вспомним хотя бы золоченые снопы ВДНХ.
Советская власть с 1963 года закупала зерно в Канаде, население поголовно сажало и ело картошку, –
но хватит ли у читателя воображения представить вместо пшеницы картофельные клубни в советском гербе?

Картошка прячется под землю в русской культуре. Вот что значит явиться слишком поздно!
Зависимость здесь прямая.
Страны, познакомившиеся с картошкой чуть раньше России, имеют чуть больше суеверий на ее счет.
В Ирландии говорили, если женщина ест ночью картофель, то у ребенка будет водянка.
В Сицилии верили, что врага можно извести без стрельбы:
написать имя на листочке бумаги и приколоть к клубню – тут он и помрет.

Картошка в России – гость незваный. Культурные растения распространяются по миру волнами,
но ни одно из них здесь не вызывало такого социального протеста, как картофель в середине XIX века.

В VII века на русской территории появилась гречиха – спасибо.
Одновременно с картошкой пришли томаты – милости просим.
Над кукурузой в ХХ веке посмеялись, но никому не приходило в голову защищать от нее страну, как от врага.

К 1840-м годам картошка уже была хорошо известна в России.
Опыт Европы показывал, что картофель снял угрозу голода, мучившего ее население в Средневековье,
и стал основой для стабильного питания жителей быстрорастущих городов.

Более того, он свел почти на нет посадки ржи, бывшей на протяжении столетий не только основой питания крестьянства,
но и – при заражении спорыньей – постоянным источником массовых заболеваний,
известных как «огни Святого Антония» и «пляски Святого Витта».

Картошка должна была стать «вторым хлебом» и для России. Но по стране пошли «картофельные бунты»:
крестьяне уничтожали посевы, избивали чиновников, с оружием в руках нападали на правительственные отряды.
Не менее полумиллиона человек сказали тогда «нет» картофелю.
Дело кончилось картечью, Сибирью, порками.

Народное объяснение бунтов состоит в том, что крестьяне, по необразованности, ели не клубни,
а ядовитые зеленые плоды.
Социологическое – что они воевали не столько против картошки, сколько против сокращения посевов ржи.

Но это все равно, что объяснять строительство пирамид «освоением бюджета».
Во всех попытках чиновников вмешаться в земледельческую практику крестьяне видели не просто государственный произвол,
но признаки пришествия Антихриста и конца света.

Тут все свалилось в одну кучу: подкрепленный вековым опытом страх, что «опять обманут»,
бумаги и документы с печатями не иначе как антихристовыми, незнакомый овощ,
живущий под землей.

Аргументации антикартофельщиков нельзя отказать в логике:
«Картофель есть отхождение того заветного яблока, за которое лишился блаженства первоначальный человек,
и что когда оно с проклятиями было брошено на землю, то от него родился картофель и, следовательно,
семя сие есть антихристово» –
такое объяснение сошло бы и сейчас, прозвучи оно по Первому каналу.

Главным продуктом, который «всему голова», картофель был, пожалуй, только в одной стране – у инков.
Да и то делил первое место с кукурузой.
Там он был основным пайком служилых людей, стратегическим запасом империи на случай неурожая и объектом мифотворчества.
Даже время там измеряли в промежутках, потребных для того, чтобы сварить горшок картофеля.

Для Ирландии картофель оказался и счастьем и горем. Здесь он раньше, чем у соседей, стал основным продуктом питания.
И когда в 1845 году урожай оказался заражен фитофторой, ранее неизвестной в Европе, начался голод.
На следующий год крестьяне посадили уже зараженную картошку – и не собрали почти ничего.
Помощи не было, зато к голоду добавились, как это обычно бывает, холера, тиф и правительственные войска.
Именно тогда, в Великий голод, «An Gorta Mór,» (звучит почти как Голодомор), Ирландия потеряла четверть населения,
а Америка приобрела неспокойную ирландскую диаспору, ту, что показана Скорсезе в «Бандах Нью-Йорка».

В России в конце концов картошка вытеснила не рожь, как в Европе, а репу.
Здесь ее любят искренне и нежно, предав забвению и бунты, и «зеленые яблоки», и уверения старообрядцев,
что «чай, кофе, картофель и табак прокляты на семи вселенских соборах».

О картошке очень мало сказано в нашей культуре, куда меньше, чем о хлебе и водке.
Да и о чем тут говорить? Картошка хороша не красотой облика и не изысканностью вкуса,
и потому оставляет равнодушными живописцев и поэтов, покуда они заняты свои делом.
Но вот отложено перо, выключен компьютер, вымыты кисти.
За стол!
А на столе – картошка.



На сайте GEO



 

Comments

[almacska.livejournal.com]

"Щи да каша - пища наша!" :)

[anna-bpguide.livejournal.com]

угу

[ni-kolenka.livejournal.com]

Не знаю, почему до сих пор никто не откомментировал. По-моему, замечательная статья. С нетерпением гадаю, о чем же будет вторая. Но здесь Вы отошли от mainstream Вашего блога. Ничего нет про Венгрию. Зато много про русскую литературу. Да, я тоже знаю, что Александр Сергеевич любил картошечку. но почему-то мне помнится печеный вариант картошки в мундире. Удивила кулинарная цитата из Чехова - Похлебкин считал кулинарный антураж его произведений весьма скудным. Ваш пост подвиг подойти к полкам с книгами и снять Похлебкина "Из истории русской кулинарной культуры". Там в конце книжки приведен "Сводный кулинарный репертуар конца ХVIII- начала ХХ века" и в нем действительно картошка отсутствует. Но зато ее не обошла внимание русская эмигрантская проза http://milo4ka.kiev.ua/31331.htm :).

[anna-bpguide.livejournal.com]

спасибо! к моей радости, журнал ГЕО интересуется такими рассуждениями
а ссылку посмотрю сейчас

[uropb-cbl.livejournal.com]

"...такое объяснение сошло бы и сейчас, прозвучи оно по Первому каналу." - шедевр!

[anna-bpguide.livejournal.com]

писала полгода назад. напророчила. сейчас, похоже, первый канал и пр. именно так и вещают, если верить тем, кто имеет силы слушать

[p-austin.livejournal.com]

Однако, упоминалось в студенческом фольклоре. Один из вариантов:

Моя дорогая не блещет красою,
Ни ясной улыбкой, ни русой косою,
Ни модной прической, ни прелестью стана,
Чем могут похвастаться звезды экрана.
И титулов, званий она не имеет,
Но все же за честь познакомиться с нею,
Не только бродягам, по праву и лордам,
Поскольку она из Америки родом.

Подруга всех скромных и ветренных женщин!
От этого, правда, нисколько не меньше
Любовь моя к ней - без нее я тоскую,
Дрожу, как увижу мою дорогую.
О, как я ревную! На то есть причины -
Все млеют и слюни пускают мужчины,
По вкусу и юным, и всем старикам,
Не зря говорится: пошла по рукам.

И грязное платье мышиного цвета
Она не снимает зимою и летом.
О, как же мне стыдно, от вас я не скрою:
Я сам дорогую купаю и мою.
Я платье снимаю рукою несмелой, -
Скорей бы увидеть желанное тело,
Губами прижаться к единственной в мире -
Моя дорогая… - картошка в мундире!

(С)

Вызывает интерес
Потребительский разрез
С чем картошку точат венгры?
С луком-сельдью, али без?

[anna-bpguide.livejournal.com]

ай спасибо

дак с мясом
в виде гуляш-супа