anna_bpguide | Городские стены

Вообще-то «городские стены» – это совсем про другое. Когда-то каждый город стенами был защищен от внешнего мира, и в самом слове «город» слышится наличие стены, которой люди себя «огородили», ограничили, обезопасили. На старинных гравюрах город так чаще всего и изображался: кольцо зубчатых стен, из-за которых выглядывают крыши самых высоких зданий, да шпили или маковки церквей.

Город – этакая живая клетка цивилизации, ее элементарная единица строения и жизнедеятельности. Цитоплазма – дома, улицы, жители, ядро – храм и рынок. Стены – мембрана. С внешним миром город связывали ворота, и если путник приходил с мирными целями, именно они означали для него встречу с городом: «Ах, наконец достигли мы ворот Мадрида!» – говорит слуге пушкинский Дон Гуан.

Стены эти города повсеместно начали ликвидировать в XIX веке, что должно было знаменовать наступление новой эпохи – с жизнью умеренно безопасной и относительно комфортабельной. По крайней мере, по сравнению с порядками средневековыми. «Пал каменный пояс, в течение многих веков сковывавший благородную Вену злым заклятием» – так описывали австрийские газетчики ликвидацию столичных стен в 1857 году; примерно так же радовались и прочие европейские города, включая Москву, избавившуюся от Белогородской стены еще при Екатерине.

Таких стен в мире не осталось. Но есть другие – то, что называется брандмауэр, то есть, по Брокгаузу-Ефрону, «стена, выводимая поперек дома и выше крыши из камня или кирпича, предназначаемая для предупреждения распространения пожара». Окон на такой стене быть не должно, поскольку следующий по улице дом встанет такой же стеной к этой стене вплотную – дом к дому.

Так по замыслу и в идеале. На практике же – соседний, следующий, дом собирались строить, да что-то помешало. Или сгорел. Или естественным порядком обветшал, и пришлось снести. Или разбомбили его в какую-нибудь из войн ХХ века. Питерцы поймут, о чем речь.

И стоят такие здания, демонстрируя миру то, что к демонстрации не предназначено – голую серую стену, потрескавшуюся, заросшую плющом, если таковой в городе водится, и замызганную дурацкими граффити разной степени информативности и художественности.

Зрелище, как говорил ослик Иа – «душераздирающее».

Но некоторым везет. Речь как раз о них, о счастливчиках.

В одном из районов Будапешт последние три года такие стены одна за другой превращаются в большие картины. Район старый, застроенный во времена Франца Иосифа и названный именем его супруги, – Эржебетварош, «город Елизаветы». Домов с оголенными брандмауэрами в нем, пожалуй, все же чуть поменьше, чем пивных и кафе; наверное, столько же, сколько аптек. То есть – немало. До сих пор район был знаменит расположенным здесь Жидонедьедом, Еврейским кварталом. В последнее время – заведениями под названием «ромкочмы», то есть превращенными в молодежные клубы домами, состарившимися настолько, что жить в них стало нельзя.

И муралами – большими настенными росписями.

На одной – портрет императрицы, давшей название району, в окружении графических виньеток из старинных журналов. На другой – не менее старинный фонарь в три этажа высотой и цитата из романа Дьюлы Круди, объясняющей, что именно эта улица, Кирай утца, Королевская – во всем Пеште самая пештская. Просто «наипештская», можно сказать.

Для двух муралов, или монументальных росписей, если так привычнее, источником вдохновения стали хорошо известные всем горожанам фотографии Большого бульвара, изображающие его в те самые, лучшие, годы – накануне Первой мировой: конные экипажи, желтые трамваи, дамы в длинных платьях, мужчины в цилиндрах или котелках, здания со шпилями, атлантами и балкончиками, более всего напоминающими завитушки крема на тортиках.

Если от Большого бульвара свернуть по направлению к центру, к Дунаю, а через три квартала обернуться, обнаружится на стене нарисованная овощная лавка с нарисованной же хозяйкой по имени Жужанна, каковая Жужанна во плоти в настоящей уже овощной лавке, находящейся как раз напротив, с удовольствием продаст свежую клубнику, помидоры и красную паприку покупателю, очумело поглядывающему сквозь стекло на Жужанну нарисованную.

Чуть дальше – во весь брандмауэр два дуба с зелеными кронами, издалека кажущиеся, во-первых, одним деревом, а во-вторых – живым и настоящим. Это про взаимоотношения Венгрии и Польши: по поговорке, существующей в обоих языках: «Поляк да венгр – два брата, хоть за саблю, хоть за чарку».

А если этим путем дойти до Малого бульвара, то наверняка попадется на глаза весьма значительных размеров картина, занимающая всю заднюю стену старого доходного дома… Но тут надо начать издалека.

В 1953 году англичане, тогда безусловные короли футбола, пригласили венгерскую команду в гости. Поиграть, мячик погонять. Венгры приехали и 25 ноября на стадионе Уэмбли разбили англичан со счетом 6:3. Чтобы по достоинству оценить этот факт, надо понимать, что до той поры у себя дома англичанам проигрывать чужакам не случалось, что о самом существовании в центре Европы страны «Хунгари» и существующем в ней футболе знал в Англии далеко не каждый, и что Вторая мировая война закончилась тогда всего восемь лет назад, причем англичане-то из войны вышли героями и победителями, а венгры – совсем наоборот. То есть ожидать не то что выигрыша, а хотя бы серьезного сопротивления со стороны – «эээ, мадьяров, кажется?» – Англия никак не могла. А вот – поди ж ты… И на следующий год уже англичане приехали в Будапешт, исправлять положение и латать репутацию. Тут нужна барабанная дробь и фанфары, потому что в ответном матче сборная Англии была разбита в Будапеште уже со счетом 7:1.

Восемь лет с окончания войны, три года до революции 1956 года; очень похоже на то, что значение этой победы далеко выходило за рамки спорта. Зря, что ли, главного героя тех матчей, Ференца Пушкаша, венгры потом похоронят в Базилике святого Иштвана, в той, где хранится и главная национальная реликвия – того самого святого Иштвана, основателя Венгрии, правая рука.

А в год шестидесятилетия этого исторического матча на стене дома в Эржебетвароше появилась огромная композиция, изображающая страницу газеты с репортажем и две черно-белые фотографии атаки венгров («И мяч летит в ворота… Гоо-о-ол!»). И сам мяч, конечно – такого размера, что припаркованные рядом грузовики кажутся на его фоне не крупнее спичечного коробка.

Те старые городские стены, что защищали население от внешних врагов, давно нигде не существуют. И от стен Буды и Пешта остались лишь фрагменты – на память. Но и эти, расписанные, превращенные в картины, тоже по-своему защищают город. Оберегают его от забвения, от пессимизма. От злобы. И от скуки.

И горожане за этими картинками с дубами, футболистами и овощной лавкой – как за каменной стеной.